— На протяжении последних месяцев мне не раз доводилось слышать две противоположные точки зрения. Первая сводится к тому, что с биатлоном уже все решено и никакой Олимпиады для нас не будет, а вторая — что все равно каким-то образом четыре спортсмена от нашей страны будут допущены к Играм. Что думаете по этому поводу вы?
— Склоняюсь ко второму варианту — минимальной квоте. Мне кажется, в этом должны быть заинтересованы многие: мы же не слабые.
— Вы так уверены, что время, которое российские атлеты провели в изоляции, не подкосило общий уровень?
— Это совсем другой вопрос. Я вижу, до какой степени спортсмены заряжены на результат, и не думаю, что их функциональное и физическое состояние сейчас хуже, чем было когда-либо. Другой вопрос, сможем ли мы конкурировать с сильнейшими по материальной базе. На фоне всех разговоров о переходе на бесфторовые смазки я вижу, что результаты на Кубке мира становятся не медленнее, а быстрее.
— То есть вы не верите, что лыжная и биатлонная Европа отказалась от фтора?
— Верю. Но одновременно с этим думаю, что нашли что-то новое, какую-то альтернативу. Назад ведь в спорте никто не отступает, наступление постоянно идет только вперед. Технологии в этом плане не исключение.
— То есть получается, что, отказываясь от фторсодержащих смазок, мы откатываемся назад сильнее, чем можно было бы предположить?
— Не хотелось бы в это верить, но думаю, что так.
— Почему после запрета фтора на международной арене мы не сделали то же самое внутри страны?
— Не думаю, что это принципиально что-то изменило бы. Просто выигрывать стали бы те, у кого есть лыжи.
— Что вы хотите этим сказать?
— Что лыжи лыжам рознь. Смазка нивелирует разницу на 10—15%, так что решающее значение всегда имеют качественные лыжи. А это у нас сейчас одна из главных проблем. Лыжи достойного качества мы не получали с 2022 года. Договариваться получается только благодаря личным контактам, потому что любая официальная информация на этот счет тут же ставит под удар обе стороны.
