Матвей Сафонов — единственный российский футболист в европейском топ-клубе, его трансфер в «Пари Сен-Жермен» сопоставим разве что с переходом Андрея Аршавина в лондонский «Арсенал» 15 лет назад. Во время поездки сборной России во Вьетнам лучший вратарь страны рассказал ТАСС о периоде адаптации в новом клубе, оценил необходимость отъезда российских футболистов в Европу и впервые дал оценку судебному разбирательству с бывшей супругой.
— Почему решили поехать в Ханой, несмотря на трудности с логистикой и вирус, который у вас был? Не было мысли отпроситься?
— По факту у меня не было тяжелого пути — всего один перелет. Да, он был длинным, но путь дался комфортно. Что касается болезни, то в момент, когда нужно было лететь в сборную, я по ощущениям уже был полностью здоров, так что причин оставаться не было. Я хотел поехать и сыграть — для меня сейчас важно любое игровое время, поэтому я действительно хотел поехать.
— Не смущали погодные условия во Вьетнаме? Как вам климат?
— Климат тут особенный: когда приехали, нас сразу встретил теплый и душный воздух. В принципе, было понятно, что будет не совсем комфортно играть и тренироваться, — здесь очень жарко. Когда я сидел на замене, ощущения были как в бане. Я сидел и ничего не делал, но с меня пот тек рекой. Было немного некомфортно.
В первом тайме (матча с командой Вьетнама (3:0) — прим. ТАСС) очень переживал за ребят на поле, потому что нагрузка была очень высокой: им было тяжело дышать из-за духоты и жары. Было видно, что не все были готовы к таким условиям. Как мне показалось, у некоторых в первом тайме не получилось войти в игру из-за сложностей с дыханием.
— Нужны такие матчи сборной с учетом трудностей, которые ее сопровождали?
— Я сразу сказал, что мне нужен матч — я хочу получить игровое время. Не хочу рассуждать, нужны ли сборной какие-то матчи. Какая разница? Почему это не нужно? Если зрителям и Российскому футбольному союзу это интересно, то матчи нужны.
— Ожидалось, что вы проведете полный матч против Таиланда (встреча была отменена из-за супертайфуна «Яги» — прим. ТАСС) — это было пожелание клуба, чтобы вы получили игровое время с более сильным соперником или решение тренерского штаба сборной?
— Я не думаю, что тренеры сборной России должны так тесно советоваться со штабами клубов. Я приехал в сборную и сделаю все, что от меня требуется. По мне, неправильно ставить вопрос о каких-то привилегиях. Не думаю, что клуб что-либо говорил сборной.
— Верна ли информация, что дебютировать вы должны были еще в игре с «Лиллем» перед сбором национальной команды? Или это не было решено на 100%?
— Откуда у вас такая информация?
— Об этом говорил Виталий Витальевич Кафанов (тренер вратарей сборной России — прим. ТАСС).
— Видимо, Виталич что-то знал, я не был в курсе этого. Если я буду играть, то заранее об этом знать не буду. Все может быть, но заранее такой информации у меня не было. И такого не будет.
— Виталий Кафанов продолжает активно помогать? Часто дает советы? Или только по вопросам сборной общаетесь?
— Естественно, Виталий Витальевич как опытный наставник хочет быть рядом и помогать в те периоды, когда сложно. Переезд в другую страну и лигу — один из тяжелых этапов. Виталич регулярно звонил и спрашивал, как дела, что нового, как себя чувствую, о жизни.
— После перехода вы ожидали, что игровое время получите позже?
— Я ожидал встретить новый вызов, и я его встретил.
— Уже полностью адаптировались в команде?
— Полностью адаптация пройдет тогда, когда буду свободно говорить на французском.
— Как происходит общение с тренерским штабом ПСЖ? Часто ли удается поговорить с главным тренером Луисом Энрике? Или в основном общаетесь с тренером вратарей?
— Естественно, больше времени я провожу с тренером вратарей, так во всех командах и бывает.
— Перспектива попадания в основу обсуждалась с тренерским штабом? Или она не поднимается?
— Не поднимается. Но у нас в команде так: если ты показываешь себя на тренировках, то ты получишь свой шанс в игре.
— С кем из партнеров по команде больше всего общаетесь? Появились ли у вас там друзья?
— Я общаюсь со всеми одинаково хорошо.
— Пока ожидания от перехода оправдываются?
— Я хотел попасть на другой уровень, хотел себе испытаний, и я это получил. Так что — да.
— Есть ли понимание, в каком компоненте вы стали сильнее за это время во Франции?
— Когда я пришел и начал тренироваться, у меня вылезли проблемы, преимущественно технического характера. Сейчас у меня как раз таки процесс работы над собой — убираю ошибки и считаю, что это та сторона, над которой мне нужно работать и дальше впитывать все, что мне говорит тренер голкиперов. Кстати, мне всю карьеру везло с тренерами вратарей. Мне нравится, как мы работаем, и я чувствую, что становлюсь сильнее. Для меня это самое главное.
— После перехода вы говорили, что идете в новую команду на роль первого номера.
— Нет, говорил иначе: что неправильно говорить о том, что я иду на роль второго.
— И что амбиции — стать основным вратарем.
— Такие амбиции никуда не делись, это должно быть у каждого игрока. Я не говорил, что иду первым номером, я говорил о том, что не нужно меня сразу сажать на лавку. Я понимаю, что у меня есть возможность стать первым номером только тогда, когда я уберу все свои огрехи.
Мне нужно много работать, чтобы постоянно конкурировать за место первого номера. У меня не было ожиданий, что я приеду в ПСЖ и сразу встану в ворота, я говорил о том, что на данный момент я не готов смириться с ролью второго. Я буду продолжать работать для того, чтобы постараться получать свое игровое время.
— Как в связи с такими амбициями у вас складываются отношения с первым номером команды Джанлуиджи Доннаруммой? Он видит в вас конкурента?
— Спросите у него, видит ли он меня конкурентом, у меня нет такой информации. У меня с ним сложились хорошие отношения. С первого дня он показал себя открытым и добрым человеком. Ни разу с ним не было никаких проблем. Он мне помогает, подсказывает в меру языкового барьера. Если бы мы говорили на одном языке, то общались бы еще лучше.
— Еще один конкурент — Тенас Арнау из олимпийской сборной Испании. Что можете сказать о нем? Он тоже конкурирует с вами, у него тоже есть амбиции стать первым номером.
— Наверняка у него тоже есть амбиции. Арнау — прекрасный парень. С ним у нас отношения даже немного лучше, потому что говорим на английском. Не могу сказать, что я на нем говорю хорошо, но более-менее понимаю и могу донести информацию. У Доннаруммы английский похуже — он больше на испанском говорит. Естественно, мы все три вратаря высокого уровня и все конкурируем за игровое время.
— При взгляде на вас сразу возникает образ мушкетера. Есть ли что-то подобное во Франции?
— Пару раз проскакивали сравнения. Ребята из медицинского персонала говорили, что я похож на мушкетера.
— Франция славится своими винами. В клубе футболистам не запрещают его пить?
— Я его не пью. И думаю, что каждый профессионал должен сам ставить себе ограничения касаемо алкоголя.
— Качество воды в Сене — одна из главных околоспортивных тем Олимпиады. Обещают, что через год она станет полностью пригодной для плавания. Готовы в ней искупаться?
— Я не плаваю в открытых водоемах, даже когда приезжаю на побережье, то предпочитаю купаться только в бассейнах. Так что обойдусь без заплыва в Сене.
— Сталкивались ли с хейтом в свой адрес из-за национальности?
— Нет.
— Как часто общаетесь с Александром Головиным и Далером Кузяевым (футболисты выступают за «Монако» и французский «Гавр» соответственно — прим. ТАСС)?
— С Головиным я не общаюсь, а к Далеру в выходной заезжал вместе с братом и девушкой. Побывали в Гавре, посмотрели окрестности. Вместе поужинали, познакомились поближе. С ним я в хорошем контакте, а с Головой (Головиным — прим. ТАСС) мы после моего переезда не общались.
— После перехода в ПСЖ к вам обращаются за советом российские игроки, которые тоже мечтают перейти в европейский клуб?
— Это не очень распространено.
— Главный тренер сборной Валерий Карпин призывает российских футболистов переходить в сильные европейские чемпионаты. Насколько сейчас это важно?
— Ехать должен тот, кто готов. Если ты не готов, то лучше не надо. Если есть предложение и желание, то можно попробовать, ведь даже если не получится, то всегда можно вернуться. Это дело каждого. Заставлять и призывать никто никого не должен. Например, Далер решил попробовать себя в Европе, отработал свой контракт и перешел свободным агентом. Кто ему в этом мог помешать?
— Есть мнение, что многие российские футболисты не уезжают, потому что нет мотивации — им не будут платить столько же, сколько в России.
— Это правда. В России ситуация сложилась так, что всем нужны русские футболисты, команды не могут играть без них в составе. Поэтому русские футболисты в России ценятся намного больше, чем где-либо еще в мире. Плюс ко всему в родной стране легче быт, я думаю, что сложности переезда тоже отпугивают многих.
— Если бы вам поступило предложение от менее статусного клуба, вы бы его приняли? К примеру, из условного «Марселя». Андрей Аршавин не видит смысла уезжать из ведущего российского клуба туда, где нет шансов на титулы.
— Есть ощущение, что предложение других клубов не устроило бы «Краснодар». Но если говорить конкретно про «Марсель», то, конечно же, нет.
— Вопрос скорее про амбиции завоевать трофеи. В «Краснодаре» вы всегда были в числе фаворитов чемпионата, а в той же Англии можно играть за «Тоттенхэм» и долгие годы оставаться без наград.
— У меня пока что не было трофеев в карьере, поэтому мне только предстоит понять, насколько они важны для меня.
— С Сергеем Галицким (президентом «Краснодара» — прим. ТАСС) остаетесь на связи?
— С момента нашего последнего разговора не общались.
— На какой ноте расстались?
— Положительной. Конечно, было немного грустно в связи с тем, что я ухожу и моя история в «Краснодаре» на данный момент закончена. Сергей Николаевич очень переживает за своих воспитанников. Думаю, что он следит за моими успехами в Париже. Или неудачами.
— На игру ПСЖ пригласите?
— Я думаю, что Сергея Николаевича не надо приглашать, — если он захочет, то приедет.
— Об академии «Краснодара». Я так понимаю, вы считаете ее лучшей в стране?
— Все зависит от критериев. Все-таки в последнее время, мне кажется, из академии «Краснодара» попадает в РПЛ не так много молодых футболистов по сравнению с годами ранее, когда были звездные выпуски. Когда появились я, Шапи (Магомед-Шапи Сулейманов — прим. ТАСС), Игнат (Иван Игнатьев — прим. ТАСС), Утя (Даниил Уткин — прим. ТАСС) и другие, кто сейчас играет в РПЛ и Первой лиге. После этого не так уж много, как мне кажется, вышло футболистов топового уровня, которые успели заявить о себе или пробиться в основную команду.
Можно назвать только [Сергея] Волкова. Сколько прошло времени с моего дебюта? За четыре года если кто-то и дебютировал за основу, но закрепиться не смог. Поэтому если так оценивать, то академия «Краснодара» — не самая лучшая, но по инфраструктуре, по тому, что я видел и что знаю, я готов сказать, что лучшая. Я не видел все академии, но уверен, что сделать лучше будет тяжело.
— Если говорить о роли агентов в развитии футболистов, то они скорее зло или добро?
— Мне повезло, что в моей карьере до сегодняшнего момента агенты не потребовались. Но я вполне понимаю футболистов, которые обращаются к ним за помощью. Возможно, для некоторых это единственный вариант для продолжения карьеры в футболе. И естественно, в такие моменты можно обращаться к агентам, потому что у них достаточно большие связи и, возможно, они помогут с трудоустройством. Мне пока что это не нужно было. Возможно, я поменяю свое мнение, но я убежден, что до сегодняшнего момента агенты мне были не нужны.
— Юристы помогают?
— Да, есть юрист. Ну и консультанты — мои друзья и знакомые, люди из футбола, которые разбираются в профильных вопросах и всегда готовы помочь советом.
— В топ-клуб вы уже попали. Сыграть на чемпионате мира — мечта? И верите ли вы в то, что она осуществится?
— Мне бы хотелось сыграть против ведущих сборных. Важно понять, как они играют, и понять свой уровень на фоне таких команд. Это как раз к вопросу о мотивации, о том, что тебе бросают вызов и ты понимаешь, что нужно выдать 100−120% от твоих возможностей, чтобы победить. Возможно, как раз этого и не хватало, когда я был в России.
— Нельзя не спросить про разбирательства с вашей бывшей женой. Дело закрыто после решения суда?
— Дело не закрыто, суды будут продолжаться. Поэтому наверняка в новостях еще не раз услышите. А вообще, после расставания с экс-супругой у нас с ней были определенные договоренности, которые соблюдались мной. Но в моменте, когда договоренностей стало не хватать, моя бывшая жена начала общение в юридической плоскости. Даже несмотря на такое отношение ко мне, я всегда шел Анастасии навстречу, всегда ей говорил о том, что можно договориться и без судов. Меня никто не хочет слышать, или им так выгодно.
— Как вы реагируете на все происходящее?
— К новостям уже привык. Вначале было плохо, сейчас нормально. Моментами мне становится неприятно и тяжело, потому что в СМИ появляется ложная информация, которую обсуждают. Ситуация совершенно не такая, какой ее рисуют в СМИ.
За что я борюсь? За свои права — за право видеться с дочерью, которую я не видел уже больше года. Сейчас ей исполнилось три года. Последний год, что я был в России, меня полностью игнорировали. И меня, и моих родственников. Сложилось впечатление, что хотели вырезать меня из сознания дочери, чтобы она просто забыла и не помнила меня. А сейчас как раз возраст, когда формируется сознание ребенка. Наверняка дочка про меня даже не слышала и ей ничего не рассказывали.
Средства массовой информации не знают, что мной предпринимались попытки заключить мировое соглашение хотя бы по определению порядка общения с дочкой, однако бывшая жена только в социальных сетях выставляет посты и фотографии, что она готова предоставлять мне возможность видеться с дочкой. Для примера могу сказать вам, что более месяца назад моими адвокатами бывшей жене и ее адвокатам был передан проект соглашения о порядке общения с дочкой. И на протяжении всего времени противоположная сторона никак не реагирует, не хочет решать вопросы. После этого говорят, что именно я инициирую суды.
— Не дают даже созваниваться?
— Игнорируют. Если не ошибаюсь, в СМИ есть скриншот моих сообщений — он правдивый. Мне ответили только после перехода в ПСЖ. Первая эсэмэска, которую я получил, была связана с деньгами и судом. После переезда в Париж на все мои вопросы о том, почему мне не дают видеться с дочерью, шли смешные отмазки: «Ты никогда не говорил, что хочешь увидеться, и не назначал дату». Но это бред, потому что я постоянно писал и звонил! Мне просто не отвечали, я даже не знаю, в каком городе они находятся.
— Мать скрывает ребенка?
— Если в течение недели-двух мою бывшую супругу ежедневно видят в кафе в Краснодаре, хотя она заявляет, что живет в Москве, то можно считать, что она скрывается? С одной стороны, не скрывается, а с другой — да, потому что я не знаю точного местонахождения дочери. А вести себя как маньяк и сидеть возле дома, выслеживая бывшую супругу, я не хочу, потому что мне не нужна статья за преследование. Если по-человечески мне не хотят пойти навстречу, то это проблема. Я понимаю, что, когда дочь вырастет, она поймет, что отец очень ждал ее, что он очень любит ее и не оставлял попыток связаться и наладить общение.
Писали, что я не платил алименты, но не было ни одного месяца, чтобы я игнорировал платеж. Этих денег хватает с головой. Понятно, что это не 5 и не 3 млн, но это хорошие деньги, которых хватит на жизнь как в Москве, так и в Краснодаре. В СМИ недавно выложили ее запросы на ребенка на 238 млн рублей до 18 лет. 36 ч занятий еженедельно. В связи с этим единственный вопрос: нужно ли мне обращаться в органы опеки из-за того, что над дочерью издеваются? Я думаю, что все, кто слышал об этом, понимают, что это просто маразм и ненормально.
— Из вас просто хотят выбить денег?
— В суде первой инстанции моя бывшая супруга утверждала, что все полученные деньги от меня она тратит на ребенка и ничего не остается. В суде второй инстанции вдруг она приносит справку из банка, в которой видно, что все мои перечисленные алименты она положила на счет ребенку. Как так? Где правда? В жизни ребенка должны участвовать оба родителя. Поэтому у кого какие цели — выводы делайте сами.
Для меня не проблема заплатить. Но судебный процесс еще не закончен, мы будем до конца отстаивать свою позицию. Как только у меня на руках будет окончательное решение суда, я выплачу все, что буду должен. Я думаю о своей дочери, я хочу ей помогать, но не могу это делать, когда я ее не вижу, не слышу и не знаю, где она. И это мое основное требование — видеться с дочерью. Понятно, что после переезда в Париж это будет делать сложнее, но обо всем можно договориться.
— Сказывалось это состояние на футболе?
— В определенный момент. И это естественно, когда у тебя постоянно плохое настроение и есть напряженные моменты. Зачастую я с ними справлялся очень достойно, это никак не отражалось на моей игре, никто об этом не знал. Но периодически это всплывало. По крайней мере, мне было это очевидно. Не знаю, было ли это видно со стороны, но в последний год я все же получил приз лучшего вратаря Российской премьер-лиги, и вряд ли кто-то тогда мог сказать, что у меня были серьезные психологические проблемы.
— Могло ли это дело помешать переходу в ПСЖ?
— Нет.
— После таких историй вера в людей не пропадает?
— Я всегда очень хорошо отношусь к людям, и мне тяжело даются такие ситуации. Не могу назвать это предательством, потому что, в принципе, понимаю эмоции бывшей супруги: есть обида, есть разочарование и понимание того, что я был не «тем самым» в ее жизни. Я умею ставить себя на чужую сторону. Мои отношения с бывшей женой не сложились. Так бывает. Это жизнь. И возможно, в первом браке я не был примером для других.
Но уже не раз говорил, что на мою связь с ребенком это не должно накладывать тень. Я — отец. Я имею право на общение с дочерью и хочу, чтобы она знала, кто ее папа. Взрослые люди должны понимать, что личные обиды — не повод вытеснять из жизни ребенка такую фигуру, как родитель.
