2023-й — особенный год в карьере Магомеда Адиева.
Он родился в Грозном, бо́льшую часть игровой карьеры провел в России («Анжи», «Терек», «Сокол», даже заезжал в ЦСКА), а потом стал тренером. Самый яркий этап — работа с тонувшим «Анжи».
В апреле 2022-го Адиев возглавил сборную Казахстана, а в 2023-м подарил волшебные эмоции всей стране — 6 побед в 10 матчах отбора. Этого совсем чуть-чуть не хватило для выхода на Евро-2024 напрямую.
Со сборной, которая была безнадежна в отборе на ЧМ-2022 (0 побед) и никогда не играла на больших турнирах.
В марте у Казахстана будет еще один шанс сотворить историю. Для начала — против Греции в плей-офф стыков Евро-2024.
Любовь Курчавова пообщалась с Магомедом Адиевым, чтобы подвести итоги такого важного и волнующего для него года. Они — в откровенном письме для читателей Sports.ru.
Неуступчивость — в ДНК каждого казаха. Нужно было просто затронуть нужные струны, чтобы они себя проявили
Когда я пришел в сборную Казахстана, некоторые игроки не то чтобы боялись критики — они просто не хотели приезжать: «Опять проиграем, опять будут критиковать. Зачем это?».
На первом собрании я сказал: «Окей, вы хорошие футболисты, но проявляете себя только в чемпионате Казахстана. Пока не приехал сюда, я мало что о вас знал — вы известны только в Казахстане. Неужели не хотите под конец карьеры заявить о себе так, чтобы о вас говорили? Давайте сделаем это вместе».
Нужно было дать ребятам уверенность, объединить их. После нескольких игр появились изменения: да, мы по-прежнему могли проиграть, но разница между Казахстаном и соперниками стала уже не такой заметной. Футболисты поверили в себя и тренерский штаб, мы боролись, а не беспомощно отбивались.
У футболистов в Казахстане есть характер, они очень неуступчивые. Думаю, это сидит в ДНК каждого казаха — они были кочевниками, воинами. Нужно было просто затронуть эти струны в душах ребят, чтобы они начали себя проявлять.
Например, наш капитан Асхат Тагыберген, получив сотрясение в первом тайме матча с Азербайджаном, доигрывал, пока не упал (его заменили на 86-й минуте — Sports.ru). После матча Асхат сказал: «Если честно, я вообще ничего не понимал. Голова кругом шла». Спрашиваю: «Почему не сказал?» А он: «Как я мог уйти? Я же капитан».
Мы выиграли, впереди были два выезда. Ему в таком состоянии нельзя было лететь, но он постоянно мне писал: «Я буду готов к Словакии». Доктор подходит: «Асхат меня уже замучил, каждый день пишет: “Донесите Мусаевичу, что я буду готов”. Представляете, сколько характера у человека?
Мы приехали, провели одну тренировку, матч — на следующий день. Асхат приходит: «Я же сказал, что буду готов. Ставьте меня и не переживайте». Человек вышел, отыграл, мы победили 2:1.
У этой команды очень большой характер. Мне очень легко до них достучаться.
Сила сборной Казахстана — в единении, характере, неуступчивости. Мы верим в одну идею, при поражениях не ищем виновных. Всегда перед матчами говорю: «Мы должны приехать на стадион с высоко поднятой головой и — главное — уехать с него так же». Думаю, в этом наша сила. И я считаю, что мы были достойны того, что с нами происходило.
Идеала не бывает. И хорошо, что это так. Я размышлял: если команда сыграла на сто процентов, провела великую игру, сделала все идеально, что ты им скажешь? Как дальше их готовить? Как улучшать игру? Наверное, и не получится — нужно или уходить, или менять состав.
Я не сразу узнал зарплату в сборной, потому что даже не смотрел в контракт. Мечтал об этой работе ради кайфа от игры против лучших
Будучи футболистом, я никогда не делал деньги приоритетом. Да, они нужны. Да, важны для каждого. Для меня тоже: я хочу достойно содержать близких, родных, семью. Но на первом месте у меня всегда был футбол, а не деньги. Надеюсь, так и останется.
Я хотел в сборную Казахстана, мечтал об этом. Мне было интересно попробовать себя на европейском уровне. С карагандинским «Шахтером» мы сыграли в еврокубках, прошли два [отборочных] раунда Лиги конференций (в июле 2021-го — Sports.ru). Тогда понял, что меня как тренера больше будоражит игра в еврокубках, а не в чемпионате. Подсел на это. Игра против больших футболистов и тренеров — как наркотик.
Поэтому, когда появился вариант со сборной, я с большим энтузиазмом откликнулся. Я хотел этот вызов. Понимал, что федерация тоже рискует, назначая меня. Поэтому риск был обоюдным.
Когда мне положили контракт, я туда даже не посмотрел. Президент федерации сказал: «Знаю, тебе не понравится зарплата, но подпиши, если действительно хочешь работать». Я, конечно, подписал. Никаких проблем.
Только дня через три в бухгалтерии узнал зарплату (тогда она была в три раза ниже, чем в «Шахтере» — Sports.ru). Но это правда не стояло на первом месте. Хотелось проверить знания, понять, что могу, узнать, где мой потолок. Хотелось расти.
О рисках в такой момент вообще не думаешь — я чувствовал уверенность в своих силах.
Я до последнего не говорил с игроками о шансе попасть на Евро. А потом мне подарили «Мерседес»
Я не скажу, что вера есть всегда.
Да, мы верим в свои силы. Да, вера появляется, когда у тебя есть связь с командой. Но я никогда не загадываю и не люблю, когда руководители пытаются поставить задачу. Когда я принимал сборную, сказал президенту Федерации Адлету Назарбаевичу Барменкулову: «Вам не будет стыдно за мою работу. А что из этого выйдет — не знаю». Не было даже мысли, что надо постараться попасть на Евро.
Об этом мы не говорили до последнего. Только перед играми с Данией и Финляндией в предпоследнюю паузу я сказал: «Парни, маски сброшены. Все видят наше лицо. Мы должны постараться завоевать путевку».
А до этого говорил: «Знаю, вы мечтаете, но отбросьте это. Просто готовимся к следующему сопернику». К каждому сбору так и подходили.
После игры со Словенией, которую мы проиграли и не пробились на Евро напрямую, Адлет Назарбаевич зашел первым в раздевалку и всех поблагодарил. Приобнял и, видимо, чтобы поддержать меня, сказал: «Приедем — будет вам подарок, Магомед Мусаевич». Подарили «Мерседес». Адлет Назарбаевич купил его на свои деньги, личная инициатива. Это было ожидаемо — он несколько месяцев намекал, говорил, что хочет отблагодарить. У нас с ним, можно сказать, родственные отношения. Я ему очень благодарен, хотя думаю, что не реализовал задачу до конца. Но дело не в задаче было, наверное. Он просто хотел меня порадовать.
Вообще, я никогда не был расположен к дорогим подаркам. Когда играл, ничего такого не получал. Даже в «Тереке», когда Рамзан Ахматович через одного дарил футболистам машины, я не дослужился. Так что это самый дорогой подарок в карьере.
Я собирался подать в отставку, если проиграем Дании во втором матче отбора
Мы проигрывали Дании 0:2 после первого тайма, но понимали, что все не так безнадежно. Да, получили простые голы, но не отбивались. Истерики в раздевалке не было — наоборот, спокойствие. Я сказал: «Парни, надо сыграть надежнее в обороне и реализовать шанс, который обязательно будет. Если забьем, трибуны нас погонят, и развязка может получиться любой». Забили на 73-й минуте с пенальти, хотя могли и раньше. Когда его назначили, думал об одном: «Только бы Баха реализовал».
Конечно, после этой игры моя жизнь изменилась. До нее я, можно сказать, был в шаге от увольнения. Меня много критиковали — и журналисты, и болельщики. Это была даже не критика, а большой негатив и оскорбления. Очень задевало. Я ничего не читаю о себе, абстрагируюсь. А вот родные читают. Они многого мне не говорят, но все видят.
Этот настрой я почувствовал на пресс-конференции перед Данией. Видел, с каким негативом журналисты общались со мной, и понимал, к чему все идет. Поэтому решил: подам в отставку, если неудачно сыграем с Данией. Я знаю себя — написал бы заявление сразу после матча. Не знаю, правда, принял ли бы его Адлет Назарбаевич. Но я как тренер, как человек, который себя уважает, сделал бы это.
Когда мы выиграли 3:2, риторика в мой адрес кардинально поменялась — и от журналистов, и от болельщиков. Еще день назад меня хотели растоптать, закопать, а после этого матча решили: «Адиев — все-таки подходящий для нас тренер».
В этом плане в моей жизни поменялось все. Но для меня лично — абсолютно ничего
После невыхода на Евро напрямую я два дня не выходил из дома. И думал: «Я был в 20 минутах от чемпионата Европы».
Я очень достойно перенес поражение от Словении: раньше любой проигрыш был концом света, а сейчас отношусь спокойнее.
В раздевалке была очень тяжелая, трагичная атмосфера: ребята не просто испытывали разочарование, они были убиты. Я пытался поддержать, хотя говорить было тяжело. Стояла гробовая тишина.
Всю боль ощутил где-то через сутки, когда мы уже прилетели в Астану. Я читал, какие сборные вышли на Евро, и понимал, что мы были в шаге. Второй тайм нам удавался, мы сравняли, могли забить второй, но не сделали этого и проиграли. В голове крутилось: «Я был в 20 минутах от чемпионата Европы».
Дня два из дома не выходил. Видеть никого не хотелось. Потом улетел в Грозный. Надо было побыть дома, ни о чем не думать. Интервью не давал, хотя запросов поступало много, постоянно звонили. Но я не хотел говорить — нужно было все осмыслить, успокоиться. Тяжелый период, но считаю, что через такое нужно пройти, чтобы стать сильнее.
Я много с собой разговаривал после матча со Словенией, анализировал. Сейчас считаю, что нам просто не хватило человеческого ресурса — хотя бы одного игрока в середину. Мы же перед этой игрой и Зайнутдинова, и Тагыбергена потеряли. Их не заменить. Другие сборные могут покрыть потери другими футболистами, мы — нет. У нас есть костяк из 7−8 человек, поэтому начинаются ощутимые проблемы, когда кто-то из них выбывает. Если бы играл Зайнутдинов или Тагыберген — даже не говорю про двоих, хотя бы один из них — у меня была бы возможность для маневра. А получилось так, что мы вышли на матч без запасного варианта ведения игры. Его просто не было.
Когда вся страна ждет игру — это счастье. Билеты на Сан-Марино было не достать за месяц до матча
Я всегда с трепетом ждал начала сборов. Когда мы собирались после долгого перерыва, чувствовал вдохновение.
Счастье, когда вся страна ждет игру, на стадион приходят Чеферин и Токаев, когда звонят европейские журналисты с просьбой об интервью — даже они хотят написать о сборной Казахстана. Все это дарит сильные эмоции.
Счастье, когда выводишь команду на игру, а там полный стадион, 30 тысяч. Или в Дании играешь при переполненных трибунах. Такая ответственность не закрепощает. Наоборот, думаешь: «Значит, я все-таки чего-то достиг в футболе». Это кайф. Ты просто наслаждаешься тем, что с тобой происходит.
Конечно, я чувствовал, что выполняю важную для страны миссию.
Под конец отбора в команду поверили. За месяц до домашней игры с Сан-Марино билетов не было. Когда я только пришел, Казахстан играл в Лиге наций с более достойными соперниками, и на 30-тысячный стадион приходило по 18−20 тысяч. А тут — Сан-Марино, и все распродано. Люди ищут билеты, которые раньше надо было чуть ли не раздавать. И эти люди идут на Казахстан. В этом я ощущал победу: люди сплотились вокруг сборной и хотели ее увидеть. Очень значимый момент.
Но абсолютно счастливым меня сделал бы выход на Евро.
Работа тренера делает жестким. Нужно забывать о чувствах, даже когда за игрока болит душа
Мне кажется, игрокам со мной легко. Можем обсудить любой вопрос, открыты друг другу. Я знаю, где порой надо закрыть глаза, а где — потребовать. Игроки знают мой характер: что можно при Адиеве, а что — нет. Я демократичный тренер, но могу и жестко потребовать. Золотая середина.
Но работа тренера, конечно, делает более жестким. Приходится принимать тяжелые решения: кого-то усадить на скамейку или не вызвать на сбор, даже если еще вчера этот футболист играл значимую роль, даже если вы близки по духу. Бывает, душа болит — все-таки вы многое прошли вместе. Но на определенном этапе просто видишь, что человек не тянет. И здесь, конечно, ты должен забыть о чувствах, принять решение и отрезать.
Мою тренерскую философию тяжело охарактеризовать, ведь я много работал в командах, где все приходилось делать с нуля. Даже в «Анжи». В этом деле я себя очень уверенно чувствую: не дергаюсь, не переживаю и иду по пути, который меня и сформировал. И как здесь выразить философию? Выходит, она заключается в том, чтобы создать боеспособный коллектив.
Конечно, мне импонирует атакующий футбол, но я не знаю, когда опять к нему приду. На это нужно время. Сейчас многие играют в атаку, высоко прессингуют, но, чтобы это делать качественно, нужны и глубина состава, и подбор футболистов.
Тренер не должен слишком ярко проявлять эмоции. Я не праздную победы и голы на глазах соперника — из уважения
После 40 лет у мужчины наступает интересный период: ты уже понимаешь все свои плюсы и минусы. Если в 30 кажется, что всех победишь, то к 40 становишься размереннее. Зрелость. Сейчас я уже не так переживаю из-за результатов — просто анализирую игру и пытаюсь совершенствоваться.
Еще почти не обращаю внимания на то, что обо мне говорят. Когда начинал тренировать, спрашивали: «Ну какой из Адиева тренер?» Пришел в «Анжи», говорили: «Как можно в такой легендарный клуб поставить тренера чуть ли не из Второй лиги?» Пришел в сборную Казахстана — то же самое. Я насчет этого спокоен.
Считаю, тренер не должен ударяться в эмоции. Бегать, прыгать — это как-то… Я давно в себе выработал спокойствие. Да и характер у меня такой, наверное. Всегда нужно искать золотую середину: и в самокопание не впадать, и корону не надевать. Прыгать после голов… Ну ты же можешь еще пропустить, зачем?
Давайте сначала закончим игру, а потом порадуемся?
А самое главное — через сдержанность я хочу проявить уважение к противнику. Для меня это очень важно. Нужно понимать, что коллега — такой же, как ты. Сегодня он хотел победить, но проиграл. Сейчас он разочарован, его будут критиковать, а ты скачешь рядом. Так я хочу проявить уважение: я тебя победил, но пировать на костях не собираюсь. Поэтому проявляю эмоции только в раздевалке — захожу первым и поздравляю каждого.
Я мечтал тренировать «Ахмат» и быть востребованным в России. Но это в прошлом — ценю то, что имею
Раньше мне хотелось большей востребованности в России — все-таки я там рос, играл, провел почти всю карьеру. Но так бывает: тебя не оценили, приходится уехать, чтобы заявить о себе. И только после этого на родине на тебя обращают внимание.
Когда я начинал тренировать, спал и видел себя в «Ахмате». Меня с этим клубом многое связывает: родился в Грозном, играл за команду, а мой папа долго работал в «Тереке». Было ощущение, что как футболист я этой команде дал не все, что мог. Хотелось в какой-то мере реабилитироваться и сделать то, что не удалось в качестве футболиста — только уже как тренер.
Прошло время, и я оставил эту идею. Понял, что стоит работать там, где тебя хотят видеть, быть благодарным тем, кто в тебя верит. Делать свою работу, и это будет дарить счастье.
Если зимой позовут в РПЛ, я откажусь, потому что впереди мартовские игры. Предложения были, но я все отверг. У нас есть второй шанс выйти на Евро, и я хочу им воспользоваться. Если мы выйдем, никаких решений о будущем не будет — только подготовка к чемпионату Европы. Если не выйдем, сяду и решу. Вот такие ориентиры.
От работы я отключаюсь только в Грозном. Главный релакс в Астане — спортзал со штангой и бассейном
Мое расписание зависит от того, идет ли сбор. В ходе него пару раз за день попасть в номер — уже хорошо, потому что все расписано по минутам. Когда сбора нет, все гораздо спокойнее: провожу время дома, просматриваю матчи, на некоторые игры выезжаю, провожу анализ.
В свободные дни стараюсь ходить в спортзал — побегать, поработать со штангой, сходить в бассейн и баню. Это мой главный релакс. Стараюсь хотя бы через день. Бывает, провожу там по четыре-пять часов, если есть время.
Полностью отключаюсь от работы, только когда улетаю в Грозный. Там я отдыхаю: никуда не надо, могу посвятить день себе, пообщаться с семьей и друзьями, съездить на стройку дома, в который, надеюсь, заеду в следующем году.
У меня спокойная, размеренная жизнь. Не сказал бы даже, что подготовка к Новому году доставляет удовольствие. Будем встречать его семьями с президентом федерации — уедем за город на три дня. Потом приеду домой [в Грозный] и останусь там до конца января. Хочу спокойно провести это время, потому что в феврале будет много работы, а март станет определяющим.
Теперь мне приходится менять привычки: везде узнают. Спасают кепки и капюшоны
Я полюбил Астану. Когда уезжаю, понимаю, что даже немного скучаю, хоть для меня как для южного человека это северный город. Много снега и сильный мороз — необычно, но я уже привык. Мне тут комфортно. Многое с этим городом связывает.
Прогуляться по Астане я могу, но это сложно. Жить теперь приходится по-другому, менять привычки. Реже появляюсь в людных местах — ко мне постоянно подходят. Даже если вечером выхожу пройтись, все равно узнают. Не люблю чрезмерное внимание, никогда не любил. Мне это тяжело.
Сейчас, где бы я ни находился, приходится более скрытно себя вести — кепки, капюшоны. Я вот никогда не понимал, как молодые люди ходят в капюшонах, даже презирал такой стиль. А сейчас это чуть ли не любимая одежда. Приходится.
Популярность — это не то чтобы плохо. Если скажу «плохо», сам себя обману. Благодаря популярности появляются рекламные контракты, которые позволяют нам с семьей лучше жить. Есть привилегии. Но все-таки я не большой фанат внимания. Не очень люблю ходить на передачи или давать интервью, но приходится, ведь я главный тренер сборной. И нужно это понимать, даже если не хочется быть на виду.
Конечно, хотелось бы, чтобы меня не узнавали, когда прихожу в ресторан. Так легче и спокойнее. А так постоянно некомфортно: кто-то хочет поговорить, кто-то — сфотографироваться. А ты, бывает, просто не в настроении, в своих мыслях.
Но людям не откажешь — не поймут.
Внукам вряд ли расскажу об этом отборе: захотят — сами узнают. О мужчине должны говорить поступки, а не слова
Успех меня совершенно не изменил. Мне же не 18 лет, чтобы потерять голову. Я никогда не закапываюсь и не возвышаюсь. Стараюсь ровно с людьми разговаривать, что бы со мной ни произошло, какие бы победы я ни одержал.
Таким и останусь. Уверен в этом.
Зато я поменял отношение к ответственности. Говорю себе: «Ищи в этом драйв, получай удовольствие. Такое происходит не каждый день и не с каждым человеком, а с тобой происходит. Поймай момент». Когда нащупываешь это ощущение, тебе начинает нравиться ответственность.
Я мусульманин, поэтому все мои трудные моменты обращены к Всевышнему. Всегда прошу у него помощи и сил для принятия правильных решений, ведь на них основана работа. А после Всевышнего силы дают семья, родители.
Я не люблю погружаться в воспоминания, бросаться словами. Даже неудобно, когда говорят: «Вы вошли в историю». Не считаю, что куда-то вошел. Я просто работаю. Не читаю интервью и статьи про себя, видео с собой тоже не смотрю. Знаю, что родители за этим следят, им нравится, для них это большое достижение. Мама даже ругается: «Почему не сказал, что про тебя вышла статья?» Я отвечаю: «Ну мама, ты же знаешь, я не люблю это». Она говорит: «Я-то знаю, но ты мне ссылку отправь, и я почитаю с удовольствием».
Поэтому внукам я вряд ли стану что-то рассказывать об этом отборе. Захотят — сами посмотрят матчи. А говорить о своих достижениях, мне кажется, немного не мужское дело. О мужчине должны говорить его поступки и работа, а о делах мужчина должен помалкивать.
Мой главный принцип — жить так, чтобы родным никто не мог сказать, что я поступаю неправильно
Главные принципы: отвечать за слова, быть справедливым внутри команды, быть достойным сыном для своих родителей, другом — для друзей, отцом — для семьи. Всегда смотреть человеку в глаза. Не обмануть его.
Когда в 19 я переходил в ЦСКА, отец (он был тренером и работал в «Тереке» — Sports.ru) сказал: «Тебе могут говорить, что твой отец плохой тренер, но вообще не обращай на это внимания, потому что тренер никогда не будет хорошим для всех. А если тебе скажут, что твой отец кого-то обманул или нарушил обещание, вот тогда можешь и ударить».
Знаете, почему мне в футболе было легко идти? Потому что отец проложил дорогу. Куда бы я ни пришел, все прекрасно понимали, что отец за человек, поэтому я шел с высоко поднятой головой. Он никого никогда не подвел. Это главное, чему я у него научился.
Теперь я несу этот принцип: хочу, чтобы детям, брату, сестре никто не мог сказать, что я поступил неправильно. Надо оставлять правильную дорогу тем, кто младше.
Не могу сказать, что счастлив, пока не выйду на Евро. Это мечта
Я редко бываю доволен собой. Я самокритичный, копающийся в себе человек. Мне всегда кажется, что я мало сделал или мог что-то сделать лучше. Но я буду доволен собой, если мы выйдем на чемпионат Европы.
Мне говорят: «Какой хороший у вас отбор». А я все равно буду недоволен собой, потому что не добился главного. Да, достойный результат, но я же не добился. Если добьюсь, смогу сказать, что хорошо поработал. А промежуточные результаты мне не так важны.
Поэтому я смогу сказать, что счастлив, когда мы окажемся на Евро. Но потом появятся новые задачи. Если выполню их, скажу: «Да, сейчас я собой доволен». Если не получится, поставлю себе минус.
Конечно, семья, родители, здоровье близких — это очень важно. Возможно, самое главное. Но, когда я берусь за работу, даю слово тем, кто в меня поверил, несу ответственность перед ними. Близкие понимают, что я дал слово, поэтому поддерживают и прикрывают спину. А я нахожусь на передовой и должен выполнить задачу. И если не выполняю, не могу быть доволен собой. Поэтому мое ощущение счастья очень сильно зависит от того, справляюсь ли я с работой.
Я мечтаю о чемпионате Европы. И оставаться правильным человеком. В любой ситуации. Что бы со мной ни произошло.
