В баскетболе он выиграл все. Чемпионат СССР (трижды с рижским СКА и десять раз с ЦСКА), Кубок чемпионов (опять-таки трижды со СКА и один раз с ЦСКА). Со сборной — шесть чемпионатов Европы, два чемпионата мира и Олимпиаду.
Победа на Олимпийских играх 1988 года в Сеуле, безусловно, стоит особняком. Гомельский и сам на вопрос, какая из всех возглавляемых им команд любимая, отвечал не задумываясь:
— Ну конечно, сборная СССР 1988-го! Эта команда сделала меня счастливым.
После паузы добавлял:
— Без меня они бы не выиграли Олимпиаду. Все игроки были искренне убеждены: победить американцев невозможно. Те по ходу турнира громили всех — порой по 30 очков за тайм соперникам «привозили» благодаря прессингу. Но я гнул свою линию: мы — лучшие, мы победим. Каждый день твердил. На тренировках по 40 минут играли только против прессинга, учились его разбивать. И разбили!
Американцы
Доктор Авраменко, который работал с той командой в Сеуле, недавно вспоминал в «Разговоре по пятницам»:
— Гомельский был единственным, кто верил в победу над американцами. Когда на полуфинал ехали, я спросил ребят, какие у нас шансы. Все ответили: ноль! Я к Гомельскому — доложил на ухо обстановку. Он тут же взял у водителя микрофон, приподнялся и крикнул на весь автобус: «Бандиты, не ссать! ******** черных!» Накануне Папа до пяти утра не сомкнул глаз. В Сеуле мы жили в одной квартире, но в разных комнатах. Периодически он заходил ко мне с вопросом: «Как у Сабаса отца зовут? А маму Волчка?» Еще что-то уточнял. Только в раздевалке во время предматчевой установки я понял, над чем он всю ночь работал.
— Ну и над чем?
— Установка длилась, как обычно, 20 минут. Но из них 17 Гомельский говорил не о баскетболе. А о каждом игроке. Вспоминал их родителей, важные моменты в жизни ребят. Все лучшее, что они когда-либо делали на площадке. Залез им в душу, нашел самые проникновенные слова. Ту тонкую струнку, которая позволила лечь на амбразуру, зажгла верой в победу. Подытожил так: «Парни, я с вами! За Родину! За Сталина! Умрем, но не сдадимся!». Я в раздевалке тейпировал игроков, потихоньку пульс проверял. Сначала у всех был 50−55. А после речи Папы подскочил до 105−110! Вышли — и боролись за каждый мяч, каждый сантиметр площадки.
Папа и Батюшка
В баскетбольном мире все называли Гомельского просто — Папа. Легендарный Иван Едешко в «Разговоре по пятницам» на эту тему высказался так:
— При всех человеческих достоинствах Владимир Петрович Кондрашин был напрочь лишен одного качества — не умел пробивать игрокам условия. Ему в голову не приходило пойти к первому секретарю Ленинградского обкома, попросить для них квартиры, машины. Кондрашина интересовал только баскетбол, отслеживал все новинки, ящиками привозил из Америки специальную литературу. Зато Гомельский обеспечивал команду от и до. Жилье, автомобили, поездки за границу…
— Поэтому Кондрашина звали Батюшка, а Гомельского — Папа?
— Ну да. Однажды с ребятами обсуждали, какой тренер нужен сборной. Сошлись на том, что для результата — Кондрашин. Для более комфортной жизни — Гомельский. Хотя великие оба. Первый сделал из меня игрока. Второй — закалил.
— Как?
— Я был игроком основного состава сборной при Кондрашине, входил в сборную Европы. А Гомельский в ЦСКА часто на лавке держал. Бывало, накипит, идешь к нему с желанием высказать все! А выходишь из кабинета и думаешь: «Елки-палки, куда я лезу? Как смею его обвинять? Проблема-то во мне…» По части психологии и дара убеждения Александру Яковлевичу не было равных. В воспитательных целях использовал разные методы.
— Например?
— 8 Марта в Каунасе я выпил две бутылки пива. Он разыграл спектакль. Мне объявил об отчислении за нарушение режима. А капитана предупредил: «Пускай ребята организуют собрание, попросят взять Едешко на поруки. Прощу — но для него это будет уроком»… Сохранилась запись интервью, где Гомельский незадолго до смерти сказал: «Едешко опередил меня в понимании того, что такое красота игры. К нему были претензии, терял мячи. Но и забивали немало с его изумительных передач!».
Два брата
Младший брат Гомельского — Евгений Яковлевич в 1992-м на Олимпиаде в Барселоне выиграл с женской сборной золотые медали. Но все равно так и остался в могучей тени Александра Яковлевича. Вот отрывок из «Разговора по пятницам» с Гомельским-младшим:
— Какая черта брата особенно восхищала?
— Александр Яковлевич ненавидел проигрывать! Даже когда садились играть в шахматы, побеждать его себе дороже — запросто можно было получить доской по голове. В матчах между моим «Динамо» и его ЦСКА всегда шла битва от ножа. Какие бы ни возникали ситуации, никогда мы друг под друга не ложились и не пытались договориться. У нас состав был послабее, но время от времени щипали армейцев. Вы наверняка слышали историю, как после поражения от «Динамо» министр обороны Гречко озлобился и отменил приказ о присвоении Саше звания полковника. Он мне вечером перезвонил: «Что творишь?! Папахи меня лишил!» Был и другой эпизод. Брат уже стал президентом ПБК ЦСКА, а я возглавлял «Динамо». Встречаемся в зале. Кругом народ, и Саша нарочито громко спрашивает: «Что, выигрывать собираетесь?». «Разумеется», — отвечаю. И тут он, никого не стесняясь, сгибает руку в локте: дескать, вот вам…
— После победы женской сборной на Олимпиаде Александр Гомельский сказал: «Знаешь, Рыжий, а ты — тренер!». Прежде он вас не хвалил?
— Представьте себе. Хотя к тому моменту я уже как тренер был трехкратным чемпионом Европы. Надо было выиграть Олимпиаду, чтобы брат признал во мне задатки. Такой характер. Часто вспоминаю академика Капицу. Когда ему говорили: мол, какой у вас знаменитый сын, на телевидении работает, в ответ раздавалось: «Сын — известный. Знаменитый только я!». Конечно, того, что достиг в тренерской карьере Александр Яковлевич, не повторить. Нереально. Нашу баскетбольную фамилию создал он, только он. Но я нигде ее не замарал. Всю жизнь боялся, что кто-нибудь скажет Саше: ну и раздолбай твой братец…
Александр Гомельский скончался от лейкемии 16 августа 2005 года в возрасте 77 лет.
— В Боткинскую больницу, где последние два месяца лежал Саша, я приходил почти каждый день, — рассказывал Евгений Яковлевич в том же интервью. — Жуткое время. Как он, бедный, мучался! Химиотерапия — не дай бог никому узнать, что это такое… Брат старался держаться, однако по лицам врачей я понимал, что шансов никаких. Когда он перестал есть, моя жена приготовила фаршированную рыбу и отвезла в больницу. Я увидел вспыхнувший огонек в его глазах. Но болезнь не отступала. Он угасал. Говорил с трудом, я наклонялся к его губам, чтобы расслышать слова. «Женька, я страшно устал», — прошептал он. В тот же вечер его не стало.
